Околдованная - Страница 46

— Так ты это почувствовала? Ты действительно более чувствительна, чем я предполагал.

Силье проследила за его взглядом и повернула голову. Недалеко от дороги, глубоко внизу, в ложбине стоял дом, который она раньше не заметила. В темноте он выглядел очень старым, низким и убогим.

— Никогда не ходи туда, Силье, — медленно произнес Тенгель. — Никогда!

— Это…?

— Один из потомков Тенгеля Злого. Всего их двое. Это двоюродный брат моей матери и сестра матери моего отца.

Последние слова он прошептал, словно ему было больно произнести их.

— Сестра матери твоего отца? — прошептала она суеверно. — Но она, должно быть, ужасно старая?

— Да, она старая.

Простой ответ наполнил ее незнакомым ужасом.

— Будь со мной, Тенгель, — прошептала она быстро. — Я боюсь жить здесь одна. Я здесь такая чужая…

— Все будет хорошо, ты увидишь.

— Много ли… потомков Тенгеля?

— Теперь уже не много. Непосредственно от него тянется тонкая ниточка. Многие умерли от чумы двести лет назад, а в 1565 году — почти все остальные. Там внизу эти двое — не мать и сын, никто из них не имел детей. Ты понимаешь, никто не хочет родниться с прямыми потомками Тенгеля Злого. Мужчины из этого рода просто брали себе ту женщину, которую хотели, и принуждали ее к сожительству. Женщин из моего рода насиловали чужие мужчины и бросали их вместе с детьми. Только моя сестра была в законном браке, но она никогда не говорила, что происходит отсюда. По этой причине в роду было немного детей, и это хорошо.

— Ты не должен так ожесточаться, Тенгель! Это так меня огорчает.

— Прости меня, Силье. Но дай мне рассказать тебе еще немного о нашем роде. Сейчас еще живы несколько старых холостяков. Они совсем мирные, ты можешь их не бояться. И одна жуткая женщина, обитающая в маленьком доме внизу у самого озера. Но она держится обособленно, так что ты ее не встретишь. И еще Суль. Теперь ты понимаешь, что пока она не нашлась, я был последним, кто мог быть продолжателем плохого наследия.

— Да, но ты ведь знал, что у твоей сестры в Тронхейме есть две дочери? Так что ваш род все-таки не прекратился бы с тобой.

— Нет, я услышал об этих двух дочерях лишь осенью. И о том, что муж сестры, которого я никогда не видел, умер от чумы. Я сразу поскакал туда, чтобы найти мою сестру Сунниву и попытаться помочь ей. Прости, Господи, но я желал, чтобы обе маленькие девочки тоже умерли.

Силье немного помолчала, затем промолвила:

— Ты этого хочешь и сейчас?

Тенгель сделал глубокий вдох.

— Нет! Я знаю, что все это безнадежно, но Суль; внушает мне такую нежность… Теперь я за нее несу ответственность.

— Я понимаю тебя, — мягко сказала Силье. — Значит, ты происходишь от первого Тенгеля по материнской линии.

— Да. Моя мать никогда не была замужем. Моя сестра и я имели разных отцов, которые оба бросили мою мать на произвол судьбы.

— А что стало с вами, когда она умерла? Когда ты родился?

— О нас заботился отец моей матери. Это его хутор я унаследовал.

— О, Тенгель, мне так больно за тебя. Если бы я могла… помочь тебе! Дать тебе все тепло, в котором ты нуждался.

— Ты не должна так говорить! — прервал он ее раздраженно. — Я не желаю никакой заботы о себе, и ты это знаешь!

— Прости, — сказала она покорно.

Они выехали на светлую равнину, и страх, который Силье почувствовала в долине, исчез. Но ей все еще хотелось держать его за руку, и он не отнимал ее. Он спокойно правил лошадью рядом с повозкой. Он, Тенгель, был такой уверенный. Если бы она смела, она бы вложила в его руки всю свою жизнь. Теперь она почувствовала усталость после поездки. От тряски у нее кружилась голова, ей хотелось еды, тепла и отдыха. А потом вымыться, так как она ощущала себя грязной и непричесанной. На душе было неспокойно от неопределенности. Внезапно она горько рассмеялась.

— О чем ты думаешь? — спросил он.

— О мечтах о будущем, когда я была ребенком.

— Они явно не осуществились.

— Нет. Ты, понимаешь, у меня было страстное желание.

— Расскажи об этом.

— Ладно. В имении, где я жила — там работал мой отец — в холле была картина, написанная маслом. Там была изображена липовая аллея. Это было самое красивое из того, что я знала. В имении была и настоящая аллея, доходившая до главного здания, но она состояла из кленов. Я следила по ним за временами года. Светлые, прозрачные зеленые листья весной. Смотрела, какой плотной была листва летом, и ощущала клейкие семена осенью. Наблюдала, как листья меняли окраску, как голые зимние деревья становились голубовато-фиолетовыми, когда набухали почки. Но однажды клены вырубили. Сказали, что деревья слишком старые и что они забирают слишком много питания у пашни. О, как я о них горевала! Но особое восхищение вызывали у меня липы на картине. И я дала себе зарок, что когда вырасту, то посажу липовую аллею до своего дома. Конечно, это детская мечта для девочки из моего сословия. И особенно, если учесть, что липы вообще не могут выжить в Тронхейме.

Тенгель помолчал.

— Нет, здесь у тебя, пожалуй, не будет липовой аллеи, — сказал он наконец.

Она очнулась от своих воспоминаний и поискала глазами его глаза.

— Но у меня есть гораздо более ценное — теплота и преданность. Спасибо, Тенгель. Не знаю, какими словами я когда-нибудь скажу тебе о том, что я о тебе думаю. Таких искренних слов нет.

Тут Тенгель высвободил свою руку и отъехал от повозки вперед.

11

В первую ночь, проведенную в долине Людей Льда, Силье долго не засыпала, прислушиваясь к наружным звукам. Все было тихо. Но поскольку она была возбуждена, тишина казалась ей угрожающей. Разве не лежало нечто, притаившись за стеной, нечто неописуемое? Оно только и ждало, пока она заснет, чтобы застучать в стену так, что у нее остановится сердце. И это несмотря на то, что она благословила дом всеми тайными способами. Из деревянных ложек на лавке она сложила крест, начертила крест над дверью и положила крестом полена у очага, так что тот, кто попытался бы проникнуть сюда, был бы ослеплен крестом. Дети спали рядом с ней, накормленные, сухие и согретые у очага, который еще пылал посреди непарадной горницы. Легкое дыхание Суль было слышно, но Даг спал всегда пугающе тихо, так что она, словно настоящая мать, время от времени вставала и смотрела, жив ли он,