Околдованная - Страница 17

Силье онемела от изумления. Она должна была расписать целую фигуру? Но она чувствовала, что справится с этим. Когда была еще совсем ребенком, она знала за собой способность рисовать на своих руках. Она только никогда раньше не могла испытывать себя в таком деле, как это.

— Да, да, я думаю, я попробую, — почти заикаясь, сказала она. — А если у меня не получиться?

— Тогда мы перепишем заново. Но я уверен, что ты сможешь.

Силье вкладывала в работу всю душу. Теперь она работала одна, в боковом нефе, и они могли только изредка обмениваться словами, выкрикивая их. Но она была так поглощена работой, что часто забывала Бенедикта и все остальное. Когда день клонился к вечеру, он сошел вниз. Несколько раз за день он присаживался рядом с ней, чтобы убедиться, что она на правильном пути. Сейчас она сделала так много, что оставалось написать только ногу Дьявола, которая высовывалась из-за ноги женщины.

— Ты сегодня даже ничего не поела, — сказал Бенедикт, подходя. — И дневной свет уже меркнет. Закончим на сегодня.

Тут он остановился. Она отошла в сторону, чтобы он мог разглядеть ее работу. Силье трепетала, ожидая его приговора.

— Боже правый, — пробормотал он. — Что это ты тут сделала, девочка?

Наконец, она увидела то, что сделала, увидела его глазами. Дьявол стоял позади женщины так, как его нарисовал Бенедикт. Но Силье пошла дальше, она положила когтистые руки Дьявола на грудь женщины, а ее голову прислонила к плечам Дьявола. У того был длинный язык, которым он лизал шею женщины, а его лицо…

— О, — вырвалось у Силье, и она прижала руку ко рту. — О, я… я этого не видела!

Никто из тех, кто когда-либо видел мужчину в волчьей шубе, не мог бы ошибиться в том, кого Силье изобразила на картине.

— Мы должны вымарать это, — сказал Бенедикт испуганно. Силье сделала было жест, чтобы начать замазывать картину, но он остановил ее.

— Впрочем, нет. Не делай этого. Это слишком хорошо, чтобы уничтожить. Ты, конечно, не вышколенный мастер, но в этом чувствуется характер. Будем надеяться на то, что слуги короля не войдут в это помещение. Девочка, — обратился он к ней, еще не оправившись от потрясения. — Я, действительно, не ожидал, что ты, такая добродетельная, можешь написать нечто подобное. Посмотри на похотливые руки Дьявола! Посмотри на его позу! Словно ты представляла себе, что происходит за спиной женщины.

Силье была тоже потрясена.

— Я не понимаю, я даже не знала, что написала такое. Это получилось, очевидно, само собой.

— Либо тебя околдовали, либо у тебя просто-напросто душа художника. Ты, видимо, работала почти в трансе. Да, я полагаю, что это так и было. Художник часто не знает, что делает, когда его действительно охватывает вдохновение. Но я думал, что ты потеряла свое сердце из-за молодого Хемминга.

Значит, он понял это.

— Да, это так, — сказала она с отчаянием и раздражением. — Это так. Я не понимаю, почему на стене появилось это лицо.

Тут Бенедикт начал смеяться, сначала тихо, а затем все громче и громче.

— Но лучшего натурщика ты не могла бы найти. Господи, как это впечатляет! Однако не надо никому об этом рассказывать! Хорошо, что здесь так темно.

Они поехали домой. Стало теплее, и тонкий слой снега растаял. Небо было хмурым. Но они знали, что это потепление кратковременно и обманчиво. Зима все больше давала о себе знать, каждый день солнце всходило все позднее.

Это была трудная осень.

В течение десяти дней Силье оставалась на хуторе, так как заболела Суль. Пышущая жаром и плачущая, маленькая девочка лежала в своей постели. Силье сидела подле нее целыми днями, меняла белье и старалась согреть ее. Цирюльник, бывший одним из собутыльников Бенедикта, приехал и вынес свой приговор.

— Тут не может быть никаких сомнений. Держите грудного ребенка подальше от нее! Мы, все остальные, пожалуй, справимся с болезнью, как мы уже делали это до сих пор. Девочка крещена? Может быть, лучше позвать священника?

— Священник умер, — сказала одна из женщин. — Пока у нас нет другого. Ах, у нас был хороший пастор. Он навещал всех больных и в конце концов заразился сам. Но девочка такая большая, что ее надо окрестить.

Женщина пыталась сдержать рыданье… Они все так полюбили маленькую Суль. После того как цирюльник ушел, Силье опять села возле нее. Она чувствовала, что отчаяние захлестывает девочку. Она тянулась к этому маленькому существу, словно это была ее собственная дочь.

— Помоги нам, — шептала она. — Помоги, помоги нам, не дай ей умереть — она так полна жизни. Ради всего святого, не забирай ее у меня, оставь ей жизнь!

Но жар у девочки не спадал. Наоборот. Силье ждала только следующего пугающего симптома. Суль смотрела на нее блестящими глазами.

— Будь добра, выздоравливай! — просила ее Силье. — Я не могу смотреть на то, что тебе плохо. Ты мне нужна, понимаешь?

Глаза Суль широко открылись:

— Тебе нужна Суль? — пролепетала она, плохо выговаривая некоторые звуки.

— Да, мне нужна Суль. Ты и я, мы одна семья. И у нас есть маленький брат. И ничто не радует меня, когда ты больна. Я так люблю тебя, дорогая Суль.

Нежная улыбка разлилась по лицу малышки. Она сунула свою горячую ручонку в ладонь Силье. Лишь в эту минуту Силье поняла, что Суль по-настоящему приняла ее, успокоенная и счастливая. До тех пор Силье казалось, что ребенок держался за нее больше из чувства самосохранения.

Маленький брат, которого она назвала Даг. Это, возможно, было опасно, Может быть, они будут вынуждены снова расстаться. Но она назвала это имя совершенно спонтанно, оно казалось таким подходящим. И она не хотела расставаться с малышами. Она не хотела видеть, как эту красивую маленькую девочку кладут в холодный гроб.